Спился, жил на пенсию, всеми позабытый, умер на ступенях метро: бесславный конец легенды советского льда Он сделал чемпионов для "великого и могучего" - а умер почти никем. Когда-то имя Станислава Жука произносили шёпотом: уважение, зависть и страх. В паре с женой Ниной он сам стоял на пьедестале Европы, но истинную славу принёс у бортика.
Гимны звучали, флаги взмывали, и в протоколах рядом с фамилиями Родниной, Уланова, Зайцева, Горелика Жук прославлял новую эру советского парного катания. И печальный финал - холодная лестница московского метро.От медалей к методикеВ конце 1950‑х Жук катался в дуэте с супругой: он занимал призовые места на чемпионатах Европы, был узнаваем, но до олимпийских медалей так и не дошёл. Зато уже тогда тренерский потенциал был виден всем. Он первым начал сознательно сводить в пары высоких, мощных партнёров с миниатюрными девочками - ради невиданных тогда высот выбросов и поддержек. Пилотным проектом стала связка Александр Горелик / Татьяна Жук (сестра тренера). Серебро Гренобля‑1968 подтвердило революционную идею Жука. Дальше пошёл золотой конвейер - легендарные дуэты Роднина / Уланов, затем Роднина / Зайцев. Его одиночники - Елена Водорезова, Александр Фадеев ворвались в мировую элиту. Казалось, Жук построил империю.
Стиль, который сегодня не простили быНо его империя держалась на муштре. Жук командовал, а не уговаривал; оправдания не принимались. "Армия на льду", - так вспоминали воспитанники.
Даже несокрушимая Ирина Роднина не выдержала и ушла к Татьяне Тарасовой; сама Тарасова позже говорила, что при иных порядках за такой тон тренера просто сняли бы.
Авторитарность копилась в раздражении, но пока были победы - терпели. Свобода, которая стоила карьерыЖук к тому же был слишком независим для бюрократического спорта позднего СССР. Он не чурался бесед с эмигрировавшими чемпионами Людмилой Белоусовой и Олегом Протопоповым, отвечал западным журналистам без согласования, спорил с функционерами. "Органы" запоминали. На льду же накапливались недовольные - от коллег до подопечных.
Алкоголь сделал остальное. В спорткомитете знали: тренер всё чаще появляется подшофе. Противникам хватило повода. В 1983‑м Жука сняли со сборной за "аморальное поведение"; через три года выгнали и из ЦСКА. Свою роль сыграло письмо в ЦК, которое подписали хореограф Марина Зуева, фигуристка Анна Кондрашова и ряд спортсменов: претензии от дисциплины до этики. Защитить преподавателя пыталась Водорезова, но поздно.
Зарубежный шансУехав в Японию, он мог бы начать заново, однако не захотел растить соперников родной школе - вернулся. Пытался внедрить систему оценки сложности, запатентовал коэффициенты, предлагал пересчитать фигурное катание по новым формульным правилам задолго до ИСУшной "техники". В федерациях слушали вежливо - и откладывали под сукно. Опальный наставник был неудобен.
Пенсия, запои и московская подземкаДальше - тишина. Пенсия, случайные консультации, клеймо скандалиста. Годы выпали из биографии: кто‑то видел его у катка, кто‑то - у киоска. В конце 1998‑го Жуку неожиданно позвонили: опыт снова понадобился, предложили вернуться к сборной, встретиться с болельщиками. 1 ноября он поехал на встречу - сердце остановилось в метро. По одной версии, упал прямо на ступенях; по другой - на площадке перехода. Для человека, разбиравшегося в каждом элементе ритм‑танца, финал оказался груб и несимволичен.
Наследие, которое не записалиТамара Москвина потом сожалела: Жук не успел изложить свою школу в книгах, не передал систему - всё осталось в его голове. Возможно, его жёсткость и не вписалась бы в новое, более мягкое поколение тренеров. Но факты упорны: революционный подбор пар, ставка на сложность, обеспечение советского доминирования - всё его наследие осталось только в протоколах.
Он сделал для фигурного катания больше, чем многие учреждения. Чемпионы у него были. Но друзей к финалу жизни почти не осталось. И великая страна, любившая его победы, была в стороне, когда легенда советского льда уходила в темноту подземки.
Свежие комментарии