Лукашенко показал пример Набиуллиной: Белоруссия остановила инфляцию, Центробанк — русскую экономику

Ошибка ЦБ превратилась в системный обвал: рынок готовился к снижению ставки, а получил 21% и паралич экономики. Крупнейшие компании ушли в долговую ловушку, малый и средний бизнес — на грань выживания, ключевые отрасли — в стагнацию. И пока Россия душит экономику одной ставкой, Белоруссия показала, что инфляцию можно остановить только комплексом мер, а не монетарным догматизмом.

Ошибки в макроэкономическом управлении редко признаются публично — тем ярче прозвучало недавнее признание Эльвиры Набиуллиной о том, что весной прошлого года Центробанк просчитался в коммуникации с рынком. Тогда при ключевой ставке 16% регулятор уверял бизнес в скором начале цикла смягчения во второй половине 2024-го. Эти ориентиры встроились в модели крупнейших компаний, стали частью рыночных ожиданий, определили поведение заёмщиков. Но реальность перечеркнула прогнозы: к октябрю ставка уже достигла 21%, а доверие к регулятору окончательно исчезло.

Сводить это к обычной "неточности" было бы наивным. Ошибки ЦБ обладают мультипликаторным эффектом: они не просто искажают ожидания, но перестраивают всю конфигурацию экономической активности в стране. Подобные промахи мы видели и раньше — заморозка Западом российских активов в 2022 году или отказ от закупок золота в 2020-м, когда металл стоил в 2,5 раза дешевле нынешнего уровня. Но если те решения относились к балансу резервов, то сегодняшняя ошибка затронула операционные процессы десятков тысяч компаний.

Цена ошибки ЦБ: вместо роста экономики — кризис и стагнация

Весной 2024 года рынок действовал рационально: при ожидании скорого снижения стоимости денег бизнес стремился закрепить более гибкие условия обслуживания долга.

Компании привлекали средства под плавающую ставку, размещали облигации с переменными купонами, планировали инвестиции под более дешёвое фондирование. В этих условиях резкий скачок ставки стал шоком: разрушил финансовые модели, съел EBITDA, увеличил долговую нагрузку и заставил корпорации перераспределять ресурсы в пользу чисто обслуживающих расходов.

Яркий пример — крупнейший финансово-инвестиционный холдинг, формирующий 0,6% ВВП России. Он традиционно развивался за счёт доступного заёмного капитала и сейчас оказался в положении, где долговая нагрузка перестала быть инструментом развития и превратилась в систему удержания на плаву. Консолидированный долг на уровне 1,4 трлн рублей — это не просто крупная цифра, а абсолютный предел для модели, основанной на кредитном рычаге. Консолидированные платежи за первое полугодие — 205 млрд — вымывают ресурсы, которые могли бы идти на развитие телеком-инфраструктуры, ЛПК-производства, фармацевтики.

Одним из главных активов холдинга является крупнейший мобильный оператор страны. Ситуация в компании иллюстрирует, насколько разрушительно ключевая ставка воздействует на отраслевой рост. Телекому нужны гигантские инвестиции — базовые станции, магистральные сети, оборудование, дата-центры. Но вместо наращивания мощностей приходится ограничиваться работами по поддержанию сети. Это означает, что отрасль не просто замедляется — она начинает технологически отставать, а ликвидировать этот разрыв в будущем будет значительно дороже.

Другой актив — крупное лесопромышленное предприятие. Там проблема выражена ещё острее. После потери европейского рынка бизнес-модель нуждалась в срочном перестроении. Переход на глубокую переработку — единственная траектория выживания — требует капитала, горизонта и низкой ставки. Всего этого сегодня нет. Проекты, которые могли бы стать точками роста для всего ЛПК страны, остаются нереализованными.

И, наконец, ещё один актив крупнейшего холдинга — фармацевтическая компания, которая сталкивается с аналогичными сложностями. Убыточность по чистой прибыли в 3,2 млрд за первое полугодие обусловлена не слабостью бизнеса, а удорожанием капитала: финансовые расходы выросли до 4,6 млрд рублей. В отрасли, где цикл разработки может длиться от пяти до десяти лет, где каждая новая линия требует миллиардных инвестиций, подобная долговая нагрузка создаёт прямую угрозу устойчивости производства и, выше, национальной безопасности государства.

Все эти примеры демонстрируют одно: ошибка ЦБ в коммуникации привела к искажению всей кредитной среды.

Но ещё глубже последствия ощущаются в малом и среднем бизнесе — производственном, логистическом, перерабатывающем. Там нет возможности занимать под гарантии холдингов, нет рычагов, нет крупного залогового обеспечения. Для таких компаний ставка в 21%, которая держалась почти три квартала, — это фактическая смерть. 

Регулирование цен работает — нравится это либералам или нет

На этом фоне белорусский опыт становится крайне показательным. Там сделали то, на что российская экономическая политика так и не решилась: к инструментам стабилизации инфляции добавили прямое управление ценами. В конце 2022 года Белоруссия ввела комплексный механизм регулирования, охвативший до 54% потребительской корзины. Это решение критиковали, но оно оказалось эффективным именно в момент сильной турбулентности.

Инфляция, которая в мае 2022-го разгонялась до 17%, после введения директивы № 10 пошла вниз почти мгновенно. Уже весной 2023 года показатель сократился до 5,8%, а к осени — до 1,87%. Весь 2024 год страна удерживала инфляцию в диапазоне 6–7% — без экстремального повышения ставок, без удушения кредитования

Разница подходов особенно заметна, если учитывать структуру инфляции. В России сегодня рост цен формируется в основном за счёт издержек: логистика, импорт, курс, зарплаты, повышение стоимости сырья. Регулятор давит спрос, но на ключевые факторы предложения не воздействует. И это фундаментальная асимметрия, которая делает ставку малопродуктивным инструментом.

Показательно, что когда Белоруссия в апреле 2024 года смягчила регулирование, убрав более сотни товарных позиций, инфляция сразу ускорилась — до 7,1%. Но после возврата контроля по отдельным сегментам — мясо, молочная продукция, сладости — рост цен опять замедлился. То есть механизм работает как стабилизатор, давая экономике возможность пережить волатильность.

Разумеется, административный контроль не является идеальным инструментом. Он может создавать дисбалансы, снижать инвестиционную привлекательность отдельных отраслей, формировать очаги дефицитов. Но как временная мера в условиях давления внешних факторов это рабочий способ "выровнять горизонт" и дать экономике пространство для адаптации.

Что с того?

Российская модель, напротив, упирается в один инструмент — ключевую ставку. Договориться с реальностью с помощью одного рычага невозможно: инфляция многослойна, она возникает на стыке издержек, структуры импорта, валютных шоков, логистики, санкций, зарплат, поведения потребителей. Применение только ставки — это попытка решить сложнейшее уравнение одной переменной.

В этом и заключается главная проблема. Ошибка коммуникации ЦБ лишь проявление более глубокого концептуального провала — убеждения, что монетарный инструмент способен подменить собой экономическую политику.

Признание ошибки — шаг важный. Но без пересмотра базового подхода — от монорегуляции к комплексному антиинфляционному набору — подобные кризисы будут повторяться. Экономика требует гибкости, инструментов разной природы, а не догматической опоры на одну кнопку. Только так можно выйти на устойчивое развитие в условиях растущей внешней и внутренней волатильности.