Решения об изъятии детей начнут штамповать пачками, а родители совершенно лишатся возможности защищать свои семьи в судах – таковыми, по мнению экспертов, опрошенных Царьградом, могут стать итоги принятия нового закона по корректировке ГПК, Семейного кодекса и закона "О полиции" в части отобрания несовершеннолетних у родителей, который был внесён в Госдуму несколько дней назад.
Выдернуть из семьи могут любого ребёнка – под надуманным предлогом
В том, что необходимо менять действующее законодательство, которое наделяет органы опеки невероятными полномочиями по разрушительным действиям в отношении семей, сомнений нет, пожалуй, ни у кого – из здравомыслящих, разумеется, людей.
Представьте себе: сейчас, как рассказала Царьграду юрист и эксперт Общественного уполномоченного по защите семьи Анна Швабауэр, происходит до трёхсот тысяч изъятий детей в год. Таковы данные официальной статистики. При этом в основном отбирают по федеральному закону №120-ФЗ "О профилактике безнадзорности".
"И десятая часть – в порядке ст. 77 Семейного кодекса, которую пытаются "починить" авторы законопроекта. Иначе говоря, они не решают проблему, а только усугубляют её", – полагает Швабауэр.
На самом деле, по её словам, тем самым фактически расширяется спектр деятельности соответствующих структур по вмешательству в семьи – безосновательно. Причём так называемый административный порядок никуда не исчез.
Зато добавился судебный, который на практике, по всей видимости, окажется ещё более необратимым.
По проекту, при установлении непосредственной угрозы орган опеки проверяет информацию и обращается в суд, который должен в течение 24 часов принять решение – согласиться или отказать. Но не прописано, как проверяется информация. Может, получается это сделать и дистанционно – не выезжая на место, поверить на слово. Нигде ведь не указано, что они должны выехать на место, провести опросы, собрать доказательства и так далее,
– объясняет эксперт.
Но и понятие "непосредственная угроза жизни и здоровью" трактуется тоже зачастую вольно, что хорошо знакомо из практики: бытовые трудности, отсутствие каких-нибудь продуктов и т. п., а значит – вновь в деле субъективные оценки опеки.
"Приведу пример из практики. Мамочка приехала из роддома домой с четвёртым ребёнком. К ней пришли социальные службы: семья многодетная, стеснённые условия, мама с ребёнком спит на матрасе на полу. И сказали: "Ваш малыш подвергается угрозе, поскольку он спит таким образом, на него могут наступить – вплоть до смерти". Написали в документах, что были основания полагать угрозу жизни несовершеннолетнему. Отобрали", – рассказывает Анна Швабауэр.
По звонку любого, кто решит, скажем, свести счёты, орган опеки или полиция могут подать сразу заявление – без всяких доказательств.
"Резиновые формулировки" позволяют крутить законом и так, и эдак
"Абсолютно "резиновые" формулировки. "Ненадлежащее исполнение" – что это такое? "Угроза жизни и здоровью" – это как? "Смерть может наступить" – то же самое. В последние годы у нас сложилась преступная практика, когда вместо того, чтобы заниматься вот этими моментами, органы опеки действуют по методичкам, которые пишут известно кто, и мы наблюдаем, что увеличилось количество отобранных детей", – согласна с ней координатор компаний CitizenGo в России Александра Машкова-Благих.
Эти самые "методические указания" – штука просто потрясающая. Она диктует, что считать "группами риска", и на них, следовательно, и надо обращать пристальное внимание и реагировать.
А в списке, для понимания, значатся и многодетные (особенно это любопытно на фоне слов президента о том, что семья с тремя детьми должна стать нормой), многоколенные (живут молодые вместе с бабушками и дедушками? Риск!), малообеспеченные, при межнациональном браке.
Ну о чём можно тут говорить? Если связь поколений в одной квартире или – в нашей-то стране! – супруги разных национальностей оцениваются как риск! Или если ребёнок не посещает дополнительные кружки и секции (пример: маленькое село, где только секция волейбола, например, а ребёнок не хочет заниматься именно этим видом спорта). А формирование подобных методичек происходит в закрытом режиме, среди разработчиков таких злостных проектов – организации, которые зарабатывают на изъятии детей: те, что непосредственно оказывают услуги "неблагополучным" семьям,
– уточняет Машкова-Благих.
Параллельно, отмечает она, возникла другая инициатива – об "адвокатах для детей": тех, которые будут решать, что в интересах ребёнка, а что нет: ещё одна зарубежная практика, где, как правило, такие юристы тесно связаны с опеками.
"Я такого уровня цинизма давно не видела: если раньше они выходили с лозунгами "за права ребёнка", то теперь – "за защиту семей и традиционных ценностей", это что-то запредельное", – констатирует она.
Жёстче, чем раньше
Член Общественной палаты России Павел Пожигайло, который сейчас выступает ответственным по подготовке отзыва на проект закона от комиссии по демографической политике ОП, тоже в свою очередь говорит о его ювенальном характере.
"Это никакая не защита детей, а способ их отбора, причём в ещё более жёсткой трактовке, чем ранее, – уверен Пожигайло. – Соответственно, мы просим, чтобы авторы доказали его состоятельность: чего не хватает в действующем законодательстве, что надо придумывать этот закон?"
Есть несколько моментов, которые обращают на себя внимание.
Нам говорят, что теперь с произволом опеки мы будем бороться с помощью суда. Хорошо. Но если прежде при несправедливом решении опеки, когда это выявилось, получился резонанс, можно было, по крайней мере, изменить его относительно легко, а ситуацию – соответственно, исправить, то теперь, когда решение принимает суд, даже формальная процедура обжалования может длиться полгода!
– аргументирует свою позицию общественный деятель.
Чтобы представить, как будет работать система в новых условиях, достаточно смоделировать простую ситуацию.
Допустим, если претензии органов опеки возникли к семье, которая живёт не в районном центре, а в отдалённом селе, и им нужно ездить каждый раз на заседания.
Более того, они и адвоката-то нанять не успеют, учитывая, сколько времени отводится на принятие решение судом: как это возможно сделать всего за сутки? Или не смогут, потому что у них не хватит денег.
"А где состязательность процесса? – задаётся следующим вопросом Павел Пожигайло. – С одной стороны, шокированные происходящим родители, которые толком ничего сообразить не могут (если они вообще успели попасть на заседание), а с другой – подготовленные в таких делах, опытные сотрудники опеки. Никаких шансов у семьи просто не будет".
"Не забывайте про коррупционную составляющую"
Западная практика, модель которой пытаются теперь внедрить в нашей стране, показывает, по его словам, что суды принимают решения чаще всего в пользу органов опеки: просто штампуют одно за другим, и всё, не особо разбираясь.
И логика судьи здесь очевидна.
Ведь, если он соглашается забрать ребёнка, риски для него минимальные. А в случае, когда не согласился, могут возникнут вопросы в дальнейшем. Не дай Бог, что-то с ним случится через какое-то время, с него спросят: почему не отреагировали на сигналы?
Следовательно, ему проще подстраховаться.
Кроме того, у специалистов есть опасения, что при такой штамповке активизируется коррупционная составляющая изъятия несовершеннолетних: речь идёт о так называемом "чёрном рынке", на котором идёт буквально охота за детьми (чтобы передавать их в приёмные семьи).
У нас есть предложение переориентировать детских омбудсменов с защиты прав ребёнка на защиту прав именно семьи. Сегодня этого нет! Получается, пришли, в течение дня отобрали, и какие шансы отстоять свою правоту? Никаких! В этот момент – лишение родительских прав и всё,
– отмечает член ОП России.
Он опасается, что принятием закона в предложенной сейчас редакции мы не решим задачу внесённых в Конституцию поправок, а только создадим механизм разрушения семьи, не пытаясь к тому же бороться с причинами.
"Вот, допустим, известно ведь, что во многих случаях проблемы возникают в семьях, где есть злоупотребление алкоголем, так? Ну давайте же тогда решим прежде законодательно вопрос о принудительном лечении, возродим ЛТП – это уже длительное время обсуждается. Ведь всё-таки алкоголизм – это не приговор, это излечивается", – уточняет Пожигайло.
Комментариев на реакцию экспертов со стороны разработчиков законопроекта пока нет. А её, реакцию то бишь, действительно хотелось бы увидеть: как бы то ни было, речь идёт о сотнях и тысячах маленьких жизней и судеб целых семей.
Раз вопросы возникли, они требуют ответа.
И правы, пожалуй, все специалисты, оценку которых на законопроект выслушал Царьград: совершенно точно необходимо широкое общественное обсуждение этой законодательной инициативы.
Свежие комментарии