Монгольское нашествие жёстко делит нашу историю на Русь домонгольскую и послемонгольскую. Нашествие кочевых иноплеменников нанесло колоссальный урон сразу двум русским цивилизационным базам: молодой, зарождавшейся Северо-Восточной (Владимир – Суздаль – Москва) и старой Юго-Западной (Киев – Чернигов – Галич), на территориях которых формировалась древнерусская народность. Северо-Западная цивилизационная база (Новгород – Псков) осталась формально не захваченной, но зато усиленно стала подвергаться постоянному давлению Швеции и орденской Прибалтики.
Татаро-монгольское нашествие стоило русским примерно трети населения русских княжеств. Из примерно 6–8 миллионов древнерусского населения было убито 2–2,5 млн человек.
Практически закончилось каменное строительство, многие ремесла были уничтожены или примитивизировались.
Русские княжества были обложены тяжёлой данью, которую поначалу собирали мусульманские купцы, но народные восстания изгнали этих «бесерменов» из русских земель. Примерно тогда же Золотая Орда отделилась от Монгольской Империи.
Дальнейшее развитие русской государственности, татаро-монгольское нашествие и русская колонизация в сторону Владимиро-Суздальских земель, спускавшаяся далее военными засеками на юг, развила в XIII–XV веках третью цивилизационную базу — Северо-Восточную (Московскую), в ареале которой возродилось единое Русское государство.
Фото: www.globallookpress.com
Русские князья страдали вместе с народом
Начиная с первого столкновения с монголами в битве при Калке (1223) и затем при основном нашествии (1237–1240) погибло не менее 20 князей.
В дальнейшем князья с 1242 по 1430 год более 70 раз ездили в Орду унижаться и отстаивать национальные интересы. Не менее 13 князей были отравлены или казнены, другие были годами в заложниках у ханов, и многим эти унизительные поездки сократили их земные годы.
Такого количества мученических княжеских кончин от рук врагов предыдущий период русской истории не знал. Сонм благоверных князей значительно пополнился. В глазах летописцев и русских людей страдания властителей вместе с народом создавали ореол мученичества власти, единства судьбы власти и народа.
В летописях находятся целые рассуждения о необходимости для власти подвига. Степенная книга, составленная в середине XVI столетия, прямо проводит параллель между возвеличиванием Московского государства и подвигами его правителей. Верность Православию, личное благочестие и личная святость некоторых князей ставится в заслугу Московским правителям. А также и само сохранение власти за родом Рюриковым в эти века суровых испытаний увязывается с подвигом и страданием за правду.
Исторический выбор княжеской власти
После ордынского нашествия великим князем был Ярослав Всеволодович (1190 или 1191–1246) и недолго его сын Андрей Ярославович (?–1264). Они оба рассчитывали на помощь Запада, как и южный князь, Даниил Галицкий (1201 или 1204–1264), готовы были отказаться ради этой помощи от идеологической суверенности – Православия, вели переговоры с папским Римом. Эти надежды не оправдались. Помощи оказано не было.
Тем временем брат Андрея Ярославовича, святой благоверный Александр Невский (1221–1263), напротив, не питал никаких надежд на иноверный Запад, не видел в сложившейся ситуации военных перспектив борьбы с Ордой и считал важнейшей задачей сохранить цивилизационную душу Руси – Православную веру. Язычники монголы не покушались на Православие, в отличие от католического Запада. И эта вероисповедная и идеологическая ставка была сполна оправдана дальнейшим историческим возвышением Москвы.
Александр Невский ездил в Орду четырежды: в 1247–1249 (тогда он через Батыя ездил к великому хану в Каракорум в Монголию), в 1252, в 1258 и в 1262–1263 годах. И смог выстроить взаимоотношения с Ордой.
Александр Невский. Фото: pravoslavie.ru
Его потомство в лице Святого благоверного Даниила Московского (1261–1303) стало владетельными московскими князьями, создало единое русское государство и освободилось от татаро-монгольской власти.
Московские великие князья и Цари осуществляли очень земную и местами хитрую и жёсткую политику. Но никогда не оставляли главных своих целей: хранение Веры и стремления к освобождению Руси.
Перед Куликовской битвой Великий князь Димитрий Донской говорил своим воинам:
Возлюбленнии отцы и братия. Господа ради... и своего ради спасения подвизайтеся за православную веру и за братию нашу! вси бо есмы... братия, едини внуци Адама, род и племя едино, едино крещение едина вера христианская, единого Бога имеем... Христа...; умрем в сей час за имя Его святое, и за православную веру, и за святыя церкви, и за братию нашу, за все православное христианство!
А Казань при Иоанне Грозном пала под чтение Евангелия: «Есть у Меня и другие овцы, которые не сего двора, и тех надлежит Мне привести: и они услышат голос Мой, и будет одно стадо и один Пастырь» (Иоанн 10, 16).
Куликовская битва, деятельность обоих великих Иоаннов: Иоанна III (1440–1505) и Иоанна IV (1530–1584), объединение княжеств вокруг Москвы, окончательное покорение Казани в 1552 году, этапы великого пути становления русской власти и укрепления русского государства.
Эпоха князей-мучеников, почти двести лет погибавших от Орды, стала своеобразным периодом испытаний на выживание для Московских Государей. И как кровь мучеников первых веков была духовной базой для последующих христиан, так и кровь князей-мучеников стала духовной закваской величия единодержавной Москвы.
Кремль при Иване IV. Фото: www.globallookpress.com
Византийское наследство и Московская независимость
Интересно, что династические связи с Византией не прерывались и в эти годы. Так, старшая дочь Великого князя Василия I – Анна Васильевна (1393–1417) была первой женой с 1411 года, императора Иоанна VIII Палеолога (1392–1448), когда он был соправителем своего отца Императора Мануила (1350–1425).
Великий князь Иоанн III, будучи племянником Анны Васильевны, называвшейся в Византии «младшей Императрицей», таким образом, женился на византийской принцессе Софье Палеолог (ок. 1455–1503), которая в свою очередь была племянницей мужа Анны Васильевны.
Но при всем родстве с Византийскими императорами, надо сказать, что Московские великие князья своё самодержавие развивали сами. И Великий князь Иоанн III начал в отдельных случаях называть себя царём, уже после того как освободился от татаро-монгольского ига, в 1480 году.
Великие князья Московские имели чувство большого государственного достоинства в отношении иностранных Государей, что проявилось в их деятельности сразу после свержения татарского ига. Устами Великого князя Василия Дмитриевича была высказана политическая программа для всех последующих Московских Государей – «мне имение собирать и возноситься».
Реальный Государь и его иконный, идеократический облик
Фото: www.globallookpress.com
Народный образ Московского царя связан значительно более с идеальным воззрением вообще на власть, чем с конкретной личностью того или иного Государя. Выработался некий общий взгляд на православную власть правителя. От власти требуют подвига во имя правды и во имя того, чтобы «была православных христиан рука высока над безъсерменьскими и латыньскими».
Образ московских Государей соотносился с высоким религиозно-государственным идеалом. Общественным благом, которое должна блюсти власть, почитались не столько материальные составляющие, сколько идеократические: защита и сохранение Веры, поддержание в обществе правды и защита физического существования народа.
Народное представление о власти требовало от правителя сверхдолжного: героизма, подвижничества и во многом мученического труда на ниве государственного строительства.
«Царская власть, – как писал Лев Тихомиров, – развивалась вместе с Россией, вместе с Россией решала спор между аристократией и демократией, между православием и инославием, вместе с Россией была унижена татарским игом, вместе с Россией была раздроблена уделами, вместе с Россией объединяла старину, достигла национальной независимости, а затем начала покорять и чужеземные царства, вместе с Россией сознала, что Москва – третий Рим, последнее и окончательное всемирное государство. Царская власть – это как бы воплощённая душа нации, отдавшая свои судьбы Божьей воле. Царь заведует настоящим, исходя из прошлого и имея в виду будущее».
Л. Тихомиров. Фото: www.globallookpress.com
Социальный строй Московского государства
На социальный строй Московского государства распространялось христианское представление о любви. На межсословные трения смотрели как на нарушения христианской нравственности. Московские книжники прямо требовали социального единства в любви: «вси суть един род и племя Адамово, цари и князи, и бояре и вельможи, и гости и купцы, и ремественицы и работнии людие, один род и племя Адамово».
В своей практической социальной жизни Московское государство боролось с межгрупповыми противоречиями с помощью подразделения всего населения на множество различных чинов, подчинённых между собой определённой иерархией. Социальное разнообразие, отсутствие больших единых в своих социальных стремлениях сословий давало определённые возможности сохранять общественный мир. Каждая социальная группа получала от государства свои обязанности и по исполнении их имела определённые права, поддерживаемые и охраняемые властью.
В Московском государстве идея единовластия опережала идею государственного единства. Очень долго сохранялась удельная система. Власть, передаваемая от отца к сыну, стала государственной нормой быстрее, чем была преодолена удельная раздробленность и удельная наследственность.
Но единство власти и народа и сочетание государственного управления с народным самоуправлением в Московском государстве поддерживалось очень последовательно. Власть и народ сохраняли между собою связь через челобитные и представительные учреждения, как местного уровня, так и всероссийского – в виде Земских Соборов.
С. В. Иванов. Земский собор. Фото: www.globallookpress.com
В сфере государственного управления Царь выступал совместно со своими боярами. Боярская дума была постоянным совещательным и экспертным органом Царского управления государством. Она работала по принципу: «Государь указал и бояре приговорили».
Если вопрос был более масштабный и выходил из рамок оперативного управления, то созывался Земский Собор. Собор был более представительный совещательный орган, где Царь имел возможность услышать мнения более широкой народной массы и в свою очередь донести до неё государственные проблемы, которые предполагалось решать. Центральными управительными органами, которые претворяли в жизнь решения Царя, были «приказы», прообразы будущих министерств, с большим количеством сотрудников – дьяков.
На более местном областном уровне Царём ставились воеводы. Воеводы управляли областями и городами в тесном единении с местным самоуправлением. Оно было представлено губными старостами, ведавшими гражданскими делами и, как правило, выбираемыми дворянами и боярскими детьми. Рядом с ним стоял земский головной староста, выбираемый городским или уездным населением. Вместе со своими выборными от крестьян советниками они составляли «земскую избу», которая ведала податями и прочими городскими и уездными «мирскими делами».
Интересно, что воевода не имел права влезать ни в эти местные дела, ни в сами выборы. Губные старосты защищали интересы местного населения перед воеводой, а могли и написать в Москву просьбу снять воеводу. А Москва, как это ни покажется странным для людей, верящих во всевозможные «ужасы царизма», частенько прислушивалась к таким жалобам и снимала своих назначенцев.
Ещё ниже уровнем было самоуправление у уездных крестьян в лице избираемых общинных старост и земского пристава «для государева дела и денежных сборов».
Несмотря на сильную разношёрстность этой системы, она давала широкие возможности для свободного действия различным социальным слоям Русского государства, сочетаемого с всеобщим правом бить челом, жаловаться Царю на местные несправедливости.
В свою очередь для Верховной власти такая система позволяла быть весьма осведомлённой о разнообразной жизни различных социальных слоёв государства.
Но последовавшее затем Смутное время, смена династии, религиозный раскол и постоянно нараставшее внешнее давление соседних государств не позволили этой системе развиваться далее. Новые вызовы времени, связанные с жизнью или смертью государства, и внутренние национальные сомнения в своих силах потребовали быстрых решений…
В следующей статье цикла «Монархическая идеология» мы поговорим о идеократическом развитии Власти в Петербургский период.
Свежие комментарии