В рамках форума на многочисленных панелях и сессиях обсуждались достижения и проблемы угольной, нефтяной, газовой, нефтехимической, электроэнергетической отраслей современного топливно-энергетического комплекса, в частности в России.
Передовые разработки и достижения в области ТЭК представили на своих стендах крупнейшие отечественные компании «Газпром», «Россети», «Новатэк», «Росатом», «Фортум», «РусГидро», «Транснефть», «СИБУР», «Роснефть».
Одним из глобальных проектов будущего можно назвать, например, технологию компании «Новатэк», которая планирует обернуть себе на пользу суровые климатические условия Заполярья. Компания запатентовала технологию сжижения газа. Её отличительная особенность – организация технологического процесса с использованием холода окружающей природной среды.
Собственная разработка будет использована при строительстве четвертой линии сжижения газа на заводе «Ямал СПГ». Её мощность составит 1 млн тонн в год. Инновационная технология получила название «Арктический каскад» и, как ожидается, позволит снизить стоимость сжижения газа в 2,5 раза.
«Цены должны устраивать потребителей, иначе мы не сможем реализовать наши планы по увеличению объемов производства, - заявил председатель правления ПАО «Новатэк» Леонид Михельсон. - Понимая запросы рынка, мы работаем над снижением себестоимости нашей продукции. Главное конкурентное преимущество наших проектов – это низкая себестоимость добычи газа в данном регионе».
Фото: www.globallookpress.com
Именно благодаря технологическим прорывам рынок сжиженного природного газа показал рост на 76%. Это отметил во время выступления на «Российской энергетической неделе» глава Минэнерго Александр Новак и добавил, что в структуре торговли доля СПГ вырастет более чем в 2 раза к 2035 году. Основными потребителями на этом временном горизонте, как ожидается, будут Китай, США и Европа.
Господин Новак уверен, что в увеличении добычи газа и производства СПГ Россия обладает большим нереализованным потенциалом:
Относительно тех проектов, которые уже реализуются в России, мы видим возможность и по увеличению собственной добычи, тем более что наша страна обладает уникальными запасами, уникальными ресурсами. Я имею в виду такой регион, как Ямало-Ненецкий автономный округ – это север Российской Федерации.
Россия активно развивает экспорт в китайском направлении, где закупки одного только СПГ уже в этом году выросли на 50%. Не менее привлекателен для России и европейский рынок. По словам Александра Новака, потенциал роста импорта газа до 2035 года в Европе составляет для отечественного экспорта 100 млрд кубометров.
Тема реализации отраслевого потенциала энергетического комплекса стала ключевой и на главной панели «Российской энергетической недели», в которой принял участие президент Владимир Путин. Глава государства отметил, что Россия – ответственный экспортер природного газа, который из года в год демонстрирует пример надёжности и предсказуемости:
Наше преимущество – это не только крупнейшие запасы природного газа, но и наличие средств доставки, трубопроводной инфраструктуры, что вместе с низкой стоимостью обеспечивает устойчивость позиций сетевого газа на рынке. В то же время в мире растут объёмы торговли сжиженным природным газом, как мы с вами знаем. Только за последние 10 лет объём его потребления увеличился почти вдвое. Россия выступает активным участником рынка СПГ. Мы вводим в строй новые добывающие и перерабатывающие мощности, реализуем стратегические планы развития транспортной инфраструктуры, в том числе обустраиваем Северный морской путь, создаём ледокольный флот, который позволит организовать круглогодичное движение судов, включая газовозы по российской Арктике.
Доля газа в мировом энергобалансе к 2035 году вырастет. Запасов этого экологичного углеводородного ресурса достаточно. Задача, которая сейчас стоит перед Россией, – не растерять, а преумножить достижения в этой сфере. Запуск третьей и четвертой линии завода «Ямал СПГ» - важный шаг к осознанному использованию недровых богатств. Важно не только обогреть европейский и азиатский рынки, но также наладить экспорт продукта с высокой добавленной стоимостью, к которому относится СПГ.
Как себя сегодня чувствует российский ТЭК и что его ждет в будущем, мы спросили у участника «Российской энергетической недели», замдиректора Института народнохозяйственного прогнозирования РАН Александра Широва.
Александр Широв. Что касается взгляда на будущее ТЭК, на мой взгляд, все понимают, что наши нефтяные, газовые компании все-таки пока обладают на рынке уникальными конкурентными преимуществами. Это означает, что они могут успешно развиваться. Вопрос только в том, как государство смотрит на их вклад в экономическую динамику. Если мы считаем, что это исключительно инструмент поддержания доходов бюджета, то есть они не могут существенно наращивать свой вклад в экономическую динамику, – это одна история.
Если мы считаем, что ТЭК еще способен быть локомотивом экономики, реально повышать темпы и качество экономического роста, это другой путь. Отсюда возникают развилки с налоговой политикой, с политикой в отношении расширения экспорта углеводородов не только в Европу, но и, понятно, на азиатский континент.
Александр Широв. Фото: Телеканал «Царьград»
Ю.П. Я с вами соглашусь, здесь две концепции, достаточно жестко противоречащие друг другу. Конечно, можно их попытаться увязать и даже какую-то обосновательную базу привести. Но тот же бюджетный или налоговый маневр – это удар по топливно-энергетическому комплексу России.
Дальше - больше. Так называемый возвратный акциз. Те чиновники, которые разработали и теперь намерены реализовать его, должны быть номинированы на Шнобелевскую премию в области экономики. Потому что ничего подобного мир еще не видел. А у нас будет. Мы будем дотировать ТЭК, поднимая налоги на ТЭК.
Александр, может быть, я чего-то не понимаю? Вы общаетесь и с профучастниками рынка, и с теми, кто занимается нефтедобычей, газодобычей, газопереработкой, нефтепереработкой. Что происходит?
А.Ш. Безусловно, то, что в итоге получилось, - это такой, я бы сказал, казус. Действительно мировая практика, пожалуй, такого не знает. Другой разговор - нужно понимать мотивацию, которая привела к такого рода решениям.
Когда было принято решение о том, что экспортная пошлина рано или поздно должна уйти со сцены, это же тяжелое решение. Потому что экспортная пошлина, в принципе, защищает внутренний рынок. То есть наши внутренние цены на моторное топливо тем ниже, чем выше экспортная пошлина. Если она уходит, возникает риск роста цен на моторное топливо.
Сейчас сложилась ситуация такая, что этот очень экзотичный большой налоговый маневр, который будет введен в действие с 1 января, он, в некотором смысле, снимает проблему. Потому что тот рост цен на моторное топливо, который мы видели в апреле-мае этого года, он же связан с чем. Что у нас получилась уникальная ситуация, при которой, в условиях действия бюджетного правила, когда Министерство финансов снимало доходы от нефтегазового сектора и покупало на них валюту, при увеличении цен на нефть курс не рос. А это значит, что росли внутренние цены естественным образом.
Ю.П. Достаточно сейчас посмотреть на оптовый рынок. Такого никогда не было, я имею в виду, если бочку считать в рублях.
А.Ш. Правильно. Я помню ситуацию 2014 года, когда все говорили: ну, 3 тысячи рублей за баррель – это такой уровень, и он должен все время поддерживаться. Посмотрите, какой сейчас.
Ю.П. 6 тысяч.
А.Ш. Почти. 5600 было накануне. Понятно, что все это дико давит на внутренний рынок. Причем это давит не только на нефтянку, но на все остальные сектора экономики, потому что они потребляют моторное топливо.
Фото: www.globallookpress.com
Ю.П. Почему я сказал, что будет 6 тысяч. Возьмем тот же прогноз Новака. Возможно ли 100? Возможно, сказал министр энергетики. И ничего хорошего в этом нет.
А.Ш. В этих самых условиях и появляется версия с этим налоговым маневром. Фактически что происходит? Этот обратный демпфирующий акциз, который вводится, он позволяет удерживать внутренние цены. Вот она, логика. Другой разговор, значит, надо было 30 раз подумать, а нужно ли нам так быстро, в такие сроки снимать экспортную пошлину.
Ю.П. Кстати, многие эксперты говорят о том, что демпфер не спасет ситуацию и весной 2019 года мы можем увидеть повторение ситуации. А одна из причин – плановая предстоящая индексация акциза на топливо. И это тоже очевидный факт.
А.Ш. Вот это вообще непонятно, почему в условиях, когда есть высокие риски роста цен на нефть, потребляемую нефтепереработкой, мы еще одновременно пытаемся ввести дополнительные акцизы. Я думаю все-таки, что, в конце концов, это решение будет каким-то образом отменено. Тем более что все наши бюджетные доходные показатели следующего года, да и текущего, настолько благоприятны, что в принципе экономика и бюджет этого не заметят.
Ю.П. На ваш взгляд, как сегодня себя чувствуют профучастники рынка топливно-энергетического?
А.Ш. Понятно, что они находятся меж двух огней. С одной стороны, это санкционное давление, которое идет извне. С другой стороны, это та ситуация, которая связана как раз с налоговыми новациями в экономике. Вроде бы, по всем нашим расчетам, получается так, что в текущих условиях нефтяные компании примерно остаются в нуле. Для них, одним словом, ничего сильно не меняется.
Хотя, нужно признать, этот вариант большого налогового маневра, который сейчас рассматривается, который уже принят, по сути, и будет с 1 января вводиться в жизнь, так вот, он рассчитан для определенной цены нефти и для определенного курса доллара. Сбалансированное соотношение где-то 70 на 60. То есть 70 долларов за баррель – это цена нефти, и 60 рублей за доллар – это курс.
Ю.П. Средневзвешенный курс.
А.Ш. Да. При этом, когда нефтяники не теряют, бюджет что-то получает, но платит за это все конечный потребитель на самом деле.
Фото: www.globallookpress.com
Ю.П. Убытки сводятся к нулю. Понятно, что надо смотреть каждого игрока в отдельности, у них стратегии отличаются друг от друга. Но, тем не менее, как тогда быть с инвестициями в развитие?
А.Ш. Инвестиции в развитие – это вопрос общей налоговой нагрузки. Большой налоговый маневр общий уровень нагрузки поменять не может, то есть не должен. Мы отменяем экспортную пошлину и повышаем НДПИ. То есть там будет размен. В этом смысле ничего не меняется.
С другой стороны, если мы хотим больших объемов добычи, если мы говорим о наращивании объемов добычи нефти, а, по-видимому, это возможно и на традиционных месторождениях Западной Сибири, и на новых месторождениях, для этого, безусловно, нужны налоговые новации. И такие налоговые новации, в принципе, есть. Есть налог на добавленный доход, который уже принят и будет пилотно вводиться на отдельных месторождениях.
В принципе это путь для того, чтобы все-таки попытаться увеличить доходы от добычи нефти, увеличить экспорт, ну и, соответственно, использовать нефтяной, газовый сектор как один из локомотивов экономического развития.
Ю.П. В этом логика есть. С этим налогом я согласен. Только зачем ранее «лес нагородили» таким образом, что теперь уже сложно обосновать?
А.Ш. История в том, что когда-то, в 2000-е годы, была изобретена довольно неплохая система налогообложения нефтяного сектора, в основе которой был НДПИ, налог на добычу полезных ископаемых, и экспортная пошлина. Эта налоговая система трансформировалась. Она неплохо работала в 2000-е годы и до последнего времени. Но появилась необходимость ее модернизации. И в процессе этой модернизации, по-видимому, были допущены определенные ошибки. В итоге мы пришли к необходимости делать массу подпорок под эту систему. Она сейчас напоминает такого, как говорят некоторые мои коллеги, Франкенштейна в налоговой системе.
Нам нужно уже задумываться о новой налоговой системе, которая бы все-таки носила, в отличие от этой, универсальный характер.
Ю.П. Геополитическая ситуация, когда наши компании пытаются в открытую выдавить с традиционных рынков сбыта, это уже ни для кого не секрет, и никто даже не делает вида, что какое-то приличие будет сохранять. Те же Соединенные Штаты говорят: мы вас подвинем и будем применять все доступные, недоступные, правомерные, неправомерные действия. Нам плевать, мы вас будем выдавливать! И в этой ситуации, мне представляется, ТЭК должен получить поддержку. И не только на словах.
А.Ш. Безусловно. Но еще мы должны понять, что же все-таки будет с мировым энергетическим рынком. Вот ключевой вопрос, который уже всплывал и десять лет назад, и больше: увидим ли мы в ближайшие 10, 20, 30, 40 лет пик потребления нефти в мире.
Ю.П. Или правы будут те, кто говорят: всё, зенит пройден, теперь альтернативная энергия всё заместит.
Фото: www.globallookpress.com
А.Ш. Даже если вся альтернативная энергия заработает постепенно, это все равно будет процесс длительный, вопрос, будет ли этот пик или не будет. Это электромобили, это возобновляемые источники энергии, это другие факторы. И это тоже такая серьезная разведка для экономической политики. Если мы всерьез считаем, что пик будет, то и России, и Саудовской Аравии можно будет, по-видимому, поиграть в игру: давайте-ка кинем все карты на стол и попробуем последний раз, может быть, получить выгоду с того ресурса, которым мы обладаем.
Потому что, если мы будем растягивать ресурс и, не дай Бог, попадем в этот самый пик, понятно, что там будет происходить. Будет происходить резкое снижение спроса на нефть, снижение цен и так далее.
Ю.П. А вы не думаете, что это просто борьба конкурирующего сегмента, который также зарится на те огромные денежные потоки, которые сегодня имеют углеводородные компании? И пиар в том числе.
А.Ш. Безусловно, это вопрос денег. Но кроме вопроса денег, это еще и вопрос того, что может быть и чего не может быть никогда. Если мы говорим про технологии, то для того, чтобы этот пик наступил в период до 2050 года, предположим, нужно, чтобы одновременно сыграли все факторы. Это и электромобили, это перевод грузового транспорта на электрическую тягу. Это изменение мобильности населения. То есть увеличение количества людей, которые работают, не выходя из дома. Это снижение потребности в личном автотранспорте. Тогда, может быть, мы что-то и увидим. Но что-то мне говорит о том, что вряд ли такое произойдет.
Ю.П. На «Российской энергетической неделе» звучало много заявлений об альтернативности, о том, что электроэнергетика может «выпихнуть» углеводородные проекты. Информатизация, роботизация, диджитализация – без них нельзя представить энергетическое будущее, где ГЭС управляется с помощью клика компьютерной мышки, самый светлый город может быть самым энергосберегающим, а сельские пейзажи уступают перед напором футуристических ветровиков.
Александр, это реальность, которая, по словам экспертов, будет уже через 5, 10, 15 лет. Тот классический ТЭК, который мы сегодня обсуждаем, он действительно уступит и отойдет на второй план?
Фото: www.globallookpress.com
А.Ш. Если мы посетим любое современное энергетическое предприятие, мы увидим там массу высоких технологий. Более того, добыча нефти и газа – это тоже высокие технологии в современном мире. И эти высокие технологии как раз и позволяют нам за относительно небольшие деньги получать замечательный продукт, который, в отличие от многого другого, содержит в своем составе огромную долю добавленной стоимости. То есть он приносит доходы, в частности нашей стране.
Ю.П. А эти страхи о том, что завтра будут только электромобили, электробусы, везде искусственный интеллект, и вообще профессии водитель не будет? Чуть ли не в ежедневном режиме идут эти публикации.
А.Ш. Есть хороший пример с электромобилями. Где-то на заре 2000-х годов, когда эта технология уже получила промышленное признание, многие энергетические компании и аналитические группы строили прогнозы увеличения парка электромобилей, допустим, к 2020 году. В большинстве этих прогнозов оценка вклада электромобилей в общий парк к 2020 году составляла 10-15%. Могу смело сказать, что эти прогнозы не оправдались.
То есть считали, что технологии так быстро подешевеют, что они станут доступными, что все автопроизводители начнут инвестировать и так далее. Но все-таки энергетика очень инерционная. Чтобы изменить что-то в энергетическом балансе, мировом я имею в виду, требуются колоссальные инвестиции. Например, на возобновляемые источники энергии за последние 10 лет потратили примерно $3 трлн. При этом результат, который получен, это изменения в структуре первичного потребления энергии примерно на 1%.
Более того, очевидно, что пока на электромобильную технику или на аккумуляторы, которые там используются, такие суммы не потрачены. Это всего лишь, может быть, десятки, от силы сотни миллиардов долларов. То есть до того, чтобы была получена эта критическая масса технологий, результатов научно-исследовательских работ, которые позволят реально удешевить, как минимум в два раза нужно удешевить стоимость электромобилей, для того чтобы они стали массовыми, до этого все-таки еще пока довольно далеко.
Ю.П. Что касается газового рынка. Наши российские компании и страна в целом осуществляют серьезные, я бы сказал, фундаментальные проекты. У нас большие проекты с Китаем. Все наши крупнейшие игроки в той или иной степени задействованы. На ваш взгляд, удастся диверсифицировать эти потоки? Удастся ли, если не снять гигантскую трубопроводную зависимость, то хотя бы уменьшить?
Фото: AppleZoomZoom/shutterstock.com
А.Ш. С одной стороны, те связи, которые мы выстраиваем с Европой в течение последних 50 лет, и об этом президент говорил на Энергетической неделе, это уникальные связи. Это тот фундамент, на котором, преодолев все наши политические разногласия, мы с Европейским союзом можем выстраивать дальнейшие взаимоотношения.
Потому что относительно дешевая российская энергия – это европейские технологии, это возможность кооперации и выстраивания длинных производственных цепочек в разные стороны. Это наше общее конкурентное преимущество, которое мы должны использовать. В том числе в контексте будущего сотрудничества возможного и с Китаем в этой области. Евразийская история, про которую много говорят, на самом деле пока мало насыщена конкретным экономическим содержанием. Она на основе нашей энергетики может развиваться.
С другой стороны, понятно, что кроме замечательного трубопроводного газа существует сжиженный природный газ. Это та история, которую Россия тоже развивает. Пусть пока у нас есть отдельные проекты в этой области. Но все равно, так или иначе, это направление диверсификации наших поставок.
На мой взгляд, газ сейчас является наиболее качественным и эффективным топливом. Потому что, с одной стороны, это наименее экологически грязное топливо. С другой стороны, понятно, что его запасы еще очень велики, а стоимость относительно приемлема. Поэтому развитие сотрудничества в газовой сфере, безусловно, будет тоже очень важным в ближайшие десятилетия.
Свежие комментарии